Главная » Стихи для детей » Детские стихи и рассказы про маму » За что спасибо маме говорят, продолжение
Детский сад для телят
— Мама, можно я пойду на ферму и посмотрю маленького телёночка? — просит Таня.
Быстрее обычного идёт она по тропинке впереди мамы.
Вот и ферма.
Телёнок стоит в загородке из длинных узких дощечек.
Подошла Таня к телёнку, рассматривает его.
У телёнка чёрная голова, чёрные уши, на лбу белое пятнышко. А глаза круглые и голубые.
Телёнок таращит глаза, хочет всё кругом рассмотреть. Глаза расставлены широко, далеко один от другого, смотреть неудобно.
Таня гладит телёнка по широкому лбу с завитушкой и белым пятнышком; телёнок шевелит ушами, высовывает розовый шершавый язык, пытается лизнуть Танину руку. Таня не отдёргивает ладошку, и телёнок норовит забрать всю ладошку в рот и пососать её, почмокать. Наверно, думает, что это такая большая розовая соска.
Нос у телёнка влажный, чёрный, как будто из чёрной лакированной кожи сделан. Дышит телёнок, ноздри раздувает, на Таню струйки тёплого влажного воздуха выпускает.
Постоял-постоял телёнок и устал. Передние ножки у него подкашиваются, телёнку лечь хочется. Но он упрямый, не ложится. Снова распрямляет свои тоненькие ножки и снова к Тане тянется. Девочка ему нравится.
— Напои телёнка, Таня, — говорит Нина Игнатьевна и протягивает Тане ведро с парным молоком.
— Тут много, мама, — говорит она.
— Не много, не много, всего два литра, сколько ему полагается.
«Ничего себе, — думает Таня. — Только-только на свет появился, а уже два литра молока выпивает сразу. Утром, днём и вечером по два литра. Сколько же это получается? Два прибавить два и ещё два. Целых шесть литров в день! Вот так крошечка!»
Таня ставит ведро в клетку. Телёнок сначала не понимает, что надо делать, смотрит на Таню вытаращенными голубыми глазами. Таня наклоняет его голову к ведру. Телёнок чувствует тёплый парной запах и начинает пить, громко чавкая и причмокивая.
Молоко кончилось, а у телёнка ещё вся голова в ведёрке. Хочет Таня отнять ведёрко, а телёнок не отдаёт!
— Мама, — кричит Таня, — ему молока мало!
— Не мало, не мало, — подходит Нина Игнатьевна, — больше ему нельзя. Он ещё маленький.
На второй день появился второй телёнок, затем третий, четвёртый, пятый. Десять маленьких загородок-клеток стоят на ферме. Десять телят ждут своей порции молока три раза в день.
Одной Тане уже не справиться со всеми. Тогда Нине Игнатьевне приходит на помощь старший сын Серёжа. Он уже совсем большой, его уже в пионеры приняли.
Десять дней стоят телята в коровнике. Это похоже на детские ясли. Только каждый малыш стоит отдельно. Они же ещё такие глупые, у них ещё ножки подкашиваются, могут задавить один другого.
Через десять дней их переводят в телятник. Там они и растут, пока не станут взрослыми.
Это — детский сад для телят.
Жужжит, а не кусает
— Мама, — говорит Таня, — помнишь, ты рассказывала, что всех коров руками доили. И трудно было. А когда стали доить машинами, — легче стало?
— Конечно легче! Только это не так просто далось и нам и коровам. Помучились…
…Однажды подходит Нина Игнатьевна к ферме и слышит громкие голоса: кто-то с кем-то ссорится. Прибавила Нина Игнатьевна шагу — что такое случилось? Коровы не любят, когда люди ссорятся, не любят громкие голоса.
Входит Нина Игнатьевна на скотный двор и не может понять: что же тут произошло? Машут женщины руками, кричат:
— Не буду!
— И я не буду!
— Как делала, так и делать буду!
Огляделась Нина Игнатьевна и увидела: разбросаны доильные аппараты.
Давно доярки ждали машинной дойки. И вот дождались. Дождались — и поссорились из-за неё.
— В чём же дело? — спросила Нина Игнатьевна.
— В чём, в чём! Да в том, что включили аппараты, а коровы испугались, сбесились. Не подпускают.
— Надо с ними поговорить, подготовить их, — спокойно сказала Нина Игнатьевна.
— Так вот — побежали за ними.
— За кем? — не поняла Нина Игнатьевна.
— За начальством…
— Не с начальством надо говорить, а с коровами… — сказала Нина Игнатьевна.
— Ты что? Ох, насмешила!
— А зачем нам звать бригадира и зоотехника? Ведь они давно нам всё объяснили — как подключать, как доить машиной. А коров подготовить надо.
— Да как ты её, рогатую, подготовишь? Вот смотри, я к ней с этой штукой подхожу, а она пятится, смотрит косо. А вот включаю… — И доярка включила аппарат.
Корова вздрогнула и — р-раз! — сбила аппарат.
— Наверно, не так надо, по-другому… — задумалась Нина Игнатьевна.
— А как по-другому?
— Я ещё сама не знаю. Надо подумать.
И действительно, никакими инструкциями не было предусмотрено, как приучать коров к машинной дойке.
Подошла Нина Игнатьевна к самой спокойной корове. Назвала её ласковым именем, погладила. И тут же аппарат включила. Корова вздрогнула и в сторону дёрнулась.
«А что? — думала Нина Игнатьевна. — А ну-ка, сделаю так…»
— Ах ты, моя милая, — сказала она корове, — давай-ка я тебя руками буду доить по-прежнему, а аппарат пусть в углу пожужжит.
Отнесла аппарат в самый дальний угол. Включённый аппарат жужжит в углу, а Нина Игнатьевна руками доит.
Косится корова на непонятную жужжалку, а молоко даёт.
Подоила Нина Игнатьевна одну, затем вторую, третью корову. Аппарат всё жужжит. На второй дойке — так же. На третьей — то же самое.
Через день аппарат уже поближе поставила. И опять руками доит. Через два дня ещё поближе поднесла включённый аппарат.
Слышат коровы — что-то жужжит, но ничего необычного и страшного с ними не происходит.
Всё идёт по-прежнему.
Постепенно привыкли к жужжалке. Перестали её бояться. В самом деле, чего её бояться: пожужжит-пожужжит — перестанет. Не шмель, не овод — не кусает. Только жужжит.
Совсем близко к коровам поставила Нина Игнатьевна аппарат. Не пугаются. Молоко отдают. Привыкли.
И тогда решила Нина Игнатьевна подключить аппарат к вымени. С ласковым приговором тёплой водой вымя вымыла и — подключила аппарат.
И не сразу корова поняла, что произошло. Повернула голову, смотрит на Нину Игнатьевну. А она гладит корову, уговаривает: всё в порядке, мол, ничего страшного.
И приучила всех коров к машинной дойке.
Так и другие доярки сделали.
Спасите Гитару!
— Беда случилась, дочка, — сказала Нина Игнатьевна.
— Какая беда?
— Гитара жвачку потеряла.
Таня знала, что Гитара — любимая мамина корова. А вот как она потеряла жвачку, Таня не знала. Сколько девочка жила на свете, ещё никогда ни одна корова не теряла жвачку. Здоровая корова должна всё время жевать. Если корова перестаёт жевать, — значит, она заболела. Очень редко это бывает с коровами, за которыми хорошо ухаживают. А уж если случилась такая беда, нельзя терять времени.
Пошла Нина Игнатьевна в контору, к телефону. Никто у неё ничего спросить не успел. Все сразу поняли, что случилась беда. Затихли все кругом. Бухгалтер перестал на счётах щёлкать, экономист перестал арифмометр крутить. Молча на Нину Игнатьевну смотрят.
— Это Зыбина? — говорит Нина Игнатьевна в трубку. — Алло! Людмила Васильевна, с Гитарой беда случилась. Жвачку потеряла. Глаза больные, мутные. Не ест ничего. Спасать надо Гитару!
На другом конце провода — ветеринарный врач Людмила Васильевна Зыбина. Всё поняла Людмила Васильевна. И что-то сказала.
— Когда? — переспросила Нина Игнатьевна. — Вот хорошо, жду, приезжайте.
Значит, ветеринарный врач Зыбина сейчас приедет. Значит, Нина Игнатьевна, Танина мама, снова пойдёт на ферму. А Таня — за ней.
Торопится Нина Игнатьевна, торопится Таня — отставать не хочет. Жалко Тане Гитару. Хочет Таня посмотреть, как будут Гитару спасать.
Только подошли к ферме, видят — приехала на машине Зыбина. В белом халате, в белой шапочке. Быстро пошли Нина Игнатьевна и врач Зыбина во двор, к Гитаре. Таня тихо-тихо, совсем неслышно, пошла за ними.
Осмотрела Людмила Васильевна Гитару, прослушала её. Лицо у врача стало серьёзное, озабоченное.
— Думаю, что на пастбище она какую-нибудь железку или гвоздь вместе с травой проглотила.
— Что же делать-то теперь? — спросила Нина Игнатьевна, а сама побледнела, губы кусает.
— Будем спасать Гитару. Срочно вызову из Ленинграда специалистов…
И срочно вызвала специалистов.
Приехали два учёных профессора — один пожилой, похожий на доктора Айболита, другой совсем молодой. Надели профессора белые халаты, белые шапочки. Вымыли руки с мылом. Стали стучать по коровьим бокам, стетоскоп прикладывать.
Один послушает, потом второй послушает. Что-то скажут друг другу на непонятном языке, на котором только врачи разговаривают. Переглянутся и опять послушают.
А Нина Игнатьевна рядом стоит. Руки сжала так, что пальцы побелели. Ждёт, что ей учёные профессора скажут.
— Да, Людмила Васильевна, вы правы. Ваш диагноз подтверждается. Какой-то инородный предмет, скорее всего гвоздь, у самого сердца. Ещё бы немножко — и погибла бы Гитара. Раз корова хорошая, попробуем сделать операцию и удалить гвоздь, — сказал старый профессор.
— Да, да, Гитара очень хорошая. Умная, ласковая, много молока даёт, — вместо Людмилы Васильевны быстро ответила Нина Игнатьевна. — Спасите, спасите Гитару…
Улыбнулся старый профессор, похожий на доктора Айболита. Склонил голову к правому плечу — посмотрел на Нину Игнатьевну, потом склонил голову к левому плечу — и снова посмотрел. Как будто только что увидел. Или до этого он в самом деле не замечал её? А теперь заметил и понял, что она Гитарина хозяйка.
После этого такое началось!
Прибежали плотники; по чертежу, который дал им молодой профессор, построили специальное стойло. Нина Игнатьевна вместе с ветеринарным врачом Зыбиной дезинфекцию в скотном дворе сделала. А Гитару вымыли с мылом от рогов до хвоста и вытерли насухо.
Учёные профессора инструмент прокипятили, резиновые перчатки надели, марлевыми масками лица закрыли.
Всё сделали так, как полагается делать при настоящих операциях в настоящих операционных.
Вывели чистую-пречистую Гитару, поставили в специальное стойло. Привязали специальными широкими ремнями.
Стоит Гитара: красивая, чистая и печальная. Гладит её по морде Нина Игнатьевна и чуть не плачет. Видит — у Гитары слёзы из глаз катятся. Плачет Гитара. Понимает Гитара: что-то серьёзное готовится. Но не беспокоится, головой не машет, не вырывается. Только плачет. Чувствует привычную ласку — и верит: всё обойдется.
Больше часа делали Гитаре операцию. Магнитным зондом вытащили из неё гвоздь. Посмотрели на гвоздь, а он уже весь ржавый. Пошарили-пошарили ещё магнитным зондом — и вытащили какие-то проволочки, которые Гитара съела, приняв их за крепкие стебельки. Ещё пошарили зондом — ничего не нашли. Значит, всё вытащили.
Зашили надрез на животе. Наложили повязку.
Сняли профессора марлевые маски с лица, резиновые перчатки с рук. Устали оба — и старый и молодой. У того и у другого пот по лицу катится.
Никого из посторонних не пустили на ферму, кроме бригадира Петрова. Да какой же он посторонний? Он свой человек! А Таня у ворот стояла, в щелочку смотрела. Её и не заметили.
Уехали учёные профессора, а Гитару ещё долго пришлось держать в специальном стойле. Ей каждый день уколы делали и всякое разное лекарство вводили большим шприцем. Это для того, чтобы Гитара скорее поправилась. И витамины ей давали. И глюкозу.
Появилась у Гитары жвачка. Стала она хорошо есть и совсем здоровой сделалась.
Спасли Гитару!
Мишин талант
— Мама, Миша может тебя обогнать? Быстрее тебя все дела делать? — спрашивает Таня.
— Конечно, может, — улыбается Нина Игнатьевна.
— А почему? — не унимается Таня.
— Потому что мы соревнуемся, кто лучше будет работать, у кого коровы больше молока дадут. У Миши талант такой — за коровами ухаживать. Работаем мы рядом, секретов в работе не имеем...
...Если придёт на ферму новый человек, посмотрит, как работают Нина Игнатьевна и Миша Гурбенков, удивится: так они друг перед другом стараются!
Миша совсем молодой, но не хочет отставать от опытной доярки Нины Игнатьевны. За годы работы под одной крышей он очень многому у неё научился.
А Нина Игнатьевна не хочет отставать от Миши. Вот они и соревнуются: кто лучше своё дело сделает.
Миша, как и Нина Игнатьевна в детстве, ещё в школу ходил, был совсем маленьким, а коров любил, на ферму бегал. На ферме его родители работали.
Прибежит после школы, поможет корм раздать, поздоровается с каждой коровой.
— Ну что за чудак растёт! — говорила Мишина мама. — Шёл 6ы на улицу, бегал бы с мальчишками. Чего ты на скотном дворе не видел.
Миша обижался, когда его гнали гулять. Чего там на улице он не видел? Всё одно и то же. А тут, на ферме, новый телёночек появился, как большая плющевая игрушка. Тянется к тебе языком, а у самого ножки подкашиваются. «Му—му! Давай бодаться!» — говорит Миша. А телёнок смотрит и не понимает, почему мальчик стоит на четвереньках, лбом клетку толкает. «Смешной мальчик!» — наверно, думает телёнок. «До чего маленький и глупый, бодаться не умеет!» — думает о телёнке мальчик.
— У других дети как дети: из фанеры вырезают, по улице с палками носятся. А у меня только в коровник бежит, — сокрушалась Мишина мама.
— Может быть, у него талант такой, — сказал однажды бригадир Петров.
— Вот уж скажете! — удивилась Мишина мать. — Какой ещё талант нужен коров доить?
— Талант во всём нужен! — уверенно сказал бригадир Петров.
С нетерпением ждал Миша, когда школу окончит. Многие мальчики, с которыми он учился, в город поехали, в разные училища поступили. А Миша никуда не поехал. Дома остался.
И стал Миша коров доить. Хороша стал работать Миша, быстро, точно. Коров своих любил, а коровы его любили.
Пришло Мише время в армию идти. Попрощался он со своими коровами и уехал.
— После армии ваш Михаил не вернётся в совхоз. Приживётся в большом городе, — говорили соседки Мишиной матери.
— Пусть живёт, как хочет, — отвечала Мишина мать. — Силой нигде не удержишь.
Но после армии Миша вернулся домой и сразу побежал здороваться со своими коровами. Узнали Мишу коровы, обрадовались.
Увидел его на ферме бригадир Петров и сказал:
— Таланту Миши, сразу видно — талант...
Так и остался Миша на ферме.
Дела у него идут хорошо. Коровы много молока дают. За хорошую работу его избрали депутатом Гатчинского районного Совета. Наградили орденом Красного Знамени. В праздничные дни надевает Миша и орден, и медаль лауреата премии Ленинского Комсомола, и почётный знак «Золотой колос». А дома в коробочках лежат две бронзовые медали Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства.
Вот какой Миша Гурбенков!
Такой уж талант у Миши.
Похищение Нельки
— Мама, а у тебя тоже талант? — спрашивает Таня.
Нина Игнатьевна улыбается, пожимает плечами и ничего не отвечает.
— Конечно, тоже талант, — продолжает Таня. — Ты же с детства к коровам ходила и любила их... — Но видя, что Нина Игнатьевна не хочет разговаривать на эту тему, переводит разговор на другое: — Мама, почему это, когда Мише про Нельку скажут, он сердится?
...Была у Миши любимая корова Нелька. Знал Миша её ещё телёночком-несмышлёночком. На Мишиных глазах, при Мышином уходе выросла Нелька, превратилась в большую красивую корову. И рожки у неё аккуратненькие, и голова маленькая. И тело крупное. И вымя большое. Всё это очень важно для породистых коров.
Случилось так, что не понравился Миша какой-то доярке. То ей покажется, что он быстро работает, чтобы её обогнать, то ей покажется, что он корма больше, чем нужно, взял и её коровам теперь не хватит. Стала она придираться к Мише: и то не так, и другое не так.
Стала другим дояркам о Мише всякие небылицы рассказывать. Кто головой покачает, засомневается в её словах, а кто и поверит. Люди-то ведь разные. Тому, что у Миши талант такой, не все верили. Думали, что он пошёл в дояры с каким-то особенным умыслом. А какой может быть умысел особый в тяжёлой работе? Никакого.
Трудно стало Мише работать под недобрыми взглядами. Пришёл он однажды к бригадиру Петрову и попросил, чтобы его перевели на другой двор.
Внимательно выслушал его бригадир Петров и сказал:
— Хорошо, переведу. — Подумал и назвал двор недалеко от того, в котором Миша работал. — Вот с завтрашнего дня и переходи.
— А нельзя ли перевести со мной и моих коров? — спросил Миша.
— Что ты! Конечно, нет!
— Ну хоть не всех, а только нескольких... — не унимался Миша.
— Ни одной коровы нельзя, — резко сказал бригадир Петров. —Каждая корова приписана к определённому двору.
— Хорошо, — сказал Миша, а сам расстроился.
И решил он прийти на ферму вечером, когда там никого, кроме скотника, не будет, и попрощаться с каждой своей любимицей.
Чувствуют коровы, что Миша расстроен, смотрят на него, вздыхают. А у самой любимой коровы — Нельки — слёзы из глаз потекли.
Наклонился Миша к Нелькиной голове, прошептал на ухо: «До свиданья, Нелинька!» — и пошёл к выходу... А Нелька — за ним.
— Ну куда ты идёшь? Стой на месте! — говорит Миша тихо, что-бы скотник не услышал. Но двор большой, скотник далеко от Миши, своими делами занят.
Нелька не послушалась Миши — идёт за ним, и всё...
На другой день утром пришли доярки на ферму, видят: Нельки нет. Спрашивают у скотника — где Нелька? Трясёт скотник головой, разводит руками: не видел, не слышал.
— Проспал корову, соня! — закричали доярки.
— Может, и вздремнул чуток, — согласился скотник. — Ночь-то велика. Но не мертвецки спал. Ищите лучше. Тут она.
— Корова не иголка! — закричала одна доярка. — Не могла завалиться в щёлку!
— Корова не горошина! — закричала другая доярка. — Не могла закатиться в уголок!
А Нелька ушла за Мишеп на другой двор. И ничего не мог Миша с ней поделать. Ведь любое животное — и кошку, и собаку, и лошадь, и корову — не будешь палкой бить, чтобы за тобой не шло. Идёт, и всё. Так и Нелька ушла.
Не за верёвку Миша Нельку увёл, не кусочком хлеба с солью манил за собой, просто на ласковое слово ушла корова. На новом скотном дворе поставил Миша Нельку в стойло. Домой пришёл, спать лёг.
Рано утром вскочил, вспомнил про Нельку, раньше всех прибежал на ферму. Стоит Нелька, на дверь поглядывает, его дожидается. Услышал Миша голоса доярок, понял, что ему грозит большая неприятность. Но не вышел, ничего не сказал им. «Будь что будет!» — решил он и стал быстро-быстро задавать корм и доить всех коров, которых за ним закрепили на новом дворе.
Только начал Миша Нельку доить, как входит во двор бригадир Петров.
— Так и знал! Ну что мне с тобой делать, а? Верни корову по-хорошему. Сам верни, а то силой уведём...
— Не верну, — заупрямился Миша. — Она сама за мной пошла. И опять за мной уйдёт.
Так и не вернул Миша Нельку. Бригадир к этому разговору больше не возвращался. А Нелька, любимая Нелька, из-за которой столько шуму и неприятностей было, так и осталась у Миши.
И скотника не наказали.
Поняли, что Миша у кого угодно может из-под носа корову увести, свою любимую, которую с телёночного возраста знал.
Коровье меню
Наступила зима.
Все поля и овраги занесло снегом. Блестит снег на солнце до того, что глазам больно. Чистый снег, сверкающий.
Все ложбинки, все овражки занесло. Замёрзла речка Ижорка, которая отделяет центральную усадьбу от фермы.
Поднялась ночью метель, замела все тропинки. И ту тропинку замела, по которой доярки на скотный двор ходят.
Но вот идёт от центральной усадьбы к ферме человек. Он торит первую тропинку. Сначала это даже не тропинка, а просто глубокие следы. Глубокие следы в глубоком утреннем снегу. По этим следам идут другие люди — второй человек, третий, четвёртый…
Из отдельных следов образуется тропинка между сугробами. Три раза проходят здесь доярки на ферму и обратно.
К вечеру тропинка твёрдая, крепкая, утоптанная. Блестящей голубой ленточкой тянется она между сугробами.
Зимой трудно вставать рано-рано. А надо. Коровы ждут своих хозяек, есть хотят. Зимой доярка не только доит коров, но и кормит их. Коровам дают сено, сенаж, силос, всякие овощи, комбинированные корма.
А в полдень коров выводят погулять. Дышат коровы морозным воздухом, щурятся от солнца. Лизнут снежок языком, попробуют: что это такое, какого вкуса?
Погуляют — у них аппетит становится лучше. А раз аппетит лучше, — значит, больше молока дадут.
Казалось бы, простое дело — кормление коров, а вот ведь и его надо проводить по-научному. Если относиться к этому спустя рукава, никакого толку не получится.
Придут коровы с прогулки, станут на свои места и сразу головы к кормушкам опускают. А в кормушках уже вкусный обед приготовлен.
Топорщится хрустящее сено.
Вот в нём мелькнула пушистая головка розовой кашки, жёлтый глазок с белыми ресничками — это ромашка, а вот колокольчик, а вот цветочки земляники. Попал кустик земляники под косилку, и его скосили и высушили.
Ароматное сено, само в рот просится.
Насыплет Нина Игнатьевна сена да ещё польёт его патокой. Получается сладкий ароматный салат.
Когда льётся патока, высовывают коровы свои шершавые языки и ловят языками струйку. Такие сластёны!
Любят коровы и вкусные брикеты — сенаж.
Влажная свежая трава посыпана крупной солью и утрамбована, спрессована специальным трактором.
А ещё коровам часто дают овощной салат из брюквы, свёклы, репки, моркови.
Вот какое коровье меню!
Коровьи характеры
— Мама, почему Барышня на своё место не идёт? — спрашивает Таня и смотрит на Барышню.
Барышня — белая с небольшими чёрными пятнами, крупная, видная корова, — услышав голос девочки, чуть пошевелила ушами.
Скосила глаз в сторону Тани. Будто усмехнулась: не твоё дело, девочка! И дальше пошла.
Кормушка у Барышни оказалась пустой. Вот и пошла Барышня чужие кормушки проверять. Может быть, только ей, Барышне, не дали вкусного молотого зерна, а другим дали?
Прошла по всему ряду, все кормушки проверила. Пусто. Повернула назад и на обратном пути проверила кормушки: тоже пусто.
Не поняла Барышня, что сегодня не привезли любимое молотое зерно. Подумала, что Нина Игнатьевна просто поленилась засыпать его.
Пошла проверять в огромных ящиках, где запасы хранятся, нет ли там. Сбросила рогами фанерную покрышку, опустила голову до самого дна — пусто.
Постояла, подумала, тяжело вздохнула. Медленно пошла на своё место.
— Ну, Барышня, убедилась, что сегодня не привезли зерно? — спросила Нина Игнатьевна. — Вот уж, Барышня, настоящий ты контролёр! Ничего от тебя не спрячешь, всё тебе знать надо!
— Мама, а ты не разрешай ей ходить по двору, — советует Таня. — Скажи, что нельзя этого делать.
— Хорошо, Танечка, обязательно, — обещает Нина Игнатьевна. Но знает: сколько ни говори — Барышня всё равно по-своему сделает. Настойчивая корова.
А ночной сторож — скотник — очень любит Барышню. Он говорит:
— Пока Барышня на ферме, я и вздремнуть могу: ночь-то длинная, бывает, что и в сон поклонит… При малейшем шуме Барышня голос подаёт, беспокоится. Тут я сразу и бегу, проверяю, порядок навожу.
Идёт Таня по ряду — всех коров рассматривает. Рассматривает Таня коров, а сама из кармашка конфеты достаёт. Развернёт конфету, в рот сунет, а фантик в карман спрячет. На скотном дворе нельзя фантики или бумажки на пол бросать.
Подошла Таня к Каме. Кама почти вся чёрная, у неё белых пятен мало.
Потянулась Кама к девочке, как будто попросила, чтобы приласкали её. Не успела Таня погладить Каму, а та — р-раз! — и слизнула языком конфету с ладошки. Хруп-хруп — и съела.
— Вот глупая Кама! Это же шоколадная конфета! — засмеялась девочка.
— Му! — ответила Кама и облизнулась.
Развернула Таня вторую конфету и Каме протянула:
— Видишь, это же конфета…
А Кама прижала уши, вытянула шею и опять слизнула конфету. Съела. Понравилось, снова тянется. Ещё просит.
— Мама, — кричит девочка, — ты только посмотри, что Кама делает!
— Ах ты, Кама-Камушка, да разве можно тебя шоколадными конфетами кормить? Шоколадные конфеты маленьким детям покупают, а ты вон какая большая, — качает Нина Игнатьевна головой и стыдит Каму.
Но с тех пор сама нет-нет и принесёт молодой Каме конфетку, печенье или сладкую булочку.
Довольна Кама. Рада угощенью.
И Таня каждый раз стала приносить для Камы гостинцы.
— Ах ты, Кама-сладкоежка!
А Кама жуёт конфетку или мармеладку и от удовольствия жмурится. Ну да, сладкоежка — что поделаешь!
«Где же ваши коровы?»
— Мама, — спрашивает Таня, — если коровы пасутся на пастбище, они тоже узнают тебя?
— Конечно.
— Но ведь там они не ждут от тебя еды, как на ферме?
— Еды от меня не ждут, а голос мой знают.
…Однажды приехал к Нине Игнатьевне человек, который должен был отобрать коров для соревнования по машинной дойке. А коровы в это время были на пастбище.
Сели в машину, поехали. На пастбище, может, сто, может, двести коров пасётся. Сразу не сосчитаешь. Один пастух знает сколько. Издалека с первого взгляда все коровы одинаковые, в чёрных и белых пятнах, с рожками, с хвостами. Ходят, траву щиплют.
— Ну, разве тут найдёшь ваших коров? — сказал приезжий. Он вылез из машины, снял соломенную шляпу и лоб вытер. — Вот ведь неудача! Мне сегодня надо обязательно сообщить, каких коров выбрали из вашей группы…
— Что за неудача? — усмехнулась Нина Игнатьевна. — Никакой неудачи не будет. Сейчас отберёте коров… Красавицы мои, красавицы! — позвала Нина Игнатьевна протяжным звонким голосом. Подняла голову одна корова, затем вторая, третья.
Перестали траву щипать, отделились от стада, направились к машине.
— Вот чудеса! — воскликнул человек и засмеялся. — Да зачем мне столько коров? Мне надо только двух, но чтобы по всем показателям подходили… — И он назвал рост, объём вымени, возраст коровы.
— Вы бы так сразу и сказали. — И тут же Нина Игнатьевна похлопала коров по бокам, помахала на них руками, чтобы уходили обратно в стадо.
И снова позвала протяжно, как песню запела:
— Мармеладка, Цветунья…
Подошли к ней две коровы, которые по всем показателям подходили.
Осмотрел их приезжий человек, понравились ему коровы. Записал в специальную книжечку их клички.
Сели в машину, только тронулись с места, глядь — Мармеладка и Цветунья вслед за машиной идут. Пришлось остановиться, выйти из машины и уговорить коров в стадо вернуться.
Снова села Нина Игнатьевна в машину, а приезжий говорит:
— Ну, знаете, давно я на свете живу, много разных разностей видел, а такого, чтобы коров из стада позвать и чтобы они на зов пришли, да ещё чтобы они сзади за машиной шли, — такого ещё не видывал. Как вам это удаётся?
Пожала Нина Игнатьевна плечами:
— Что ж тут особенного? Всегда так. Знают меня.
В этом соревновании заняла Нина Игнатьевна четвёртое место по району.
А потом было третье место, потом — второе. И своих коров на соревновании доила, и чужих — из того совхоза, где соревнование проводилось. С чужими, конечно, труднее, но всё равно Нина Игнатьевна занимала призовые места.
За большие надои молока и за отличную работу имя Нины Игнатьевны Брашкиной было занесено в Книгу почёта.
»»» Окончание рассказа За что спасибо маме говорят
Еще рассказы о маме на сайте Chudesnayastrana.ru