Дети военных лет: 1945 год, окончание войны

1 2 3 4 5 6 7 8 9

8

Шел 1945 год!
…Мы повзрослели не по годам. Жизнь научила нас выкручиваться из самых разных ситуаций.

Хочется выделить один из эпизодов тех дней. Нашей изобретательности не было границ.

Помогая продавать спички, мы делили коробок на две части. Одна половина спичек укладывалась в коробок крест - накрест, таким способом создавалось впечатление полной коробки, и сбывалось по цене стоимости одного коробка.
Вторая часть – это уже наш "навар", связывалась пучком – ниткой.

Чтобы милиция нас не задержала, я конспиративно прятала коробки за пазухой, держась невдалеке – параллельно Яше.
"Ким олады чугут" – кричал Яша, что в переводе на русский означало : "Кто купит спички?"
Мы изощрялись, как могли.

…К тому времени, мама устроилась на работу в узбекскую забегаловку – посудомойкой.

Радости нет предела!

В свободное от рынка время, мы прибегали к маме на работу – она тайком прятала нас под посудомоечной стойкой и мы, молча, терпеливо ждали "манки с неба".

Время от времени мама выходила в зал за грязной посудой.
Счастливая удачей, отдавала нам, сидящим под столом, огрызок, иногда брошенный в посуду. Мы с удовольствием поедали "лакомый кусочек".

Узбек – повар относился к маме с состраданием, он делал вид, что не замечает нашего присутствия и, наоборот, по возможности помогал.

Так, иногда он делился выпотрошенными мозгами из голов животных, мозг из костей – мама жарила "это" на сковороде.

Удовольствие, которое мы получали от этого "деликатеса" того времени, несравним с каким – либо в наше время.

…Чаще появлялся хлеб на прилавках ларьков. Хлеб, то ли изготовленный с добавками глины – был не пропеченный, тяжелый. С жадностью заглатывая его еще горячим, мы рисковали получить заворот кишок – этого не случилось, но болями в животе страдали.

Будет не справедливо, если не расскажу о достоинствах города Намангана, так гостеприимно принявшего нас своим теплым климатом.

Там мы выстрадали голод, нищету, там прошли годы нашего "детства" – но город не дал нам умереть.

Мы прожили в Намангане до 1947 - 48 гг.

Я с удовольствием расскажу об обычаях. Город Наманган с коренным населением – узбеки – отличается яркостью, как внешне, так и в одежде. Женщины – узбечки, с длинными, черно–смоляного цвета волосами, на фоне смуглых добрых лиц. С бровями, с детства выхоженными соком из свеже сорванных листьев басмы, а так же нарисованной "мушкой" на щеке – этим же соком.

Девочку, едва начинала ходить, одевали в длинное платьице, типа Матрешки, с узбекским, ярким орнаментом, с множеством сплетенных косичек, из – под вышитой бисером тюбитеечки, и с сережками в ушах. Еще с колыбельного возраста, в девочке виделась будущая красавица – гизель.

В то время можно было часто встретить узбечку в парандже. В основном паранджу носили жительницы окрестных кишлаков.

По парандже легко можно было определить степень достатка – у бедных из простых тканей, у богатых – расшитая бисером, позолоченной тесьмой.

К концу войны (может Сталин дал приказ), паранджи бесцеремонно срывали и рвали на куски, слышны были вопли и проклятия.

Климат жаркий, зимы почти нет, и это нас устраивало. Температура достигала примерно 40 – 45 градусов.

Город, как паутиной, переплетен журчащими арыками – это оросительные ручьи, которые питают все живое, в том числе и людей.

Вода в них мутная, горная. Не имея колонок, для накачки грунтовых вод, люди пили воду из арыков, там же купались, спасаясь от жары, стирали и прочее. Сколько микробов нам досталось из арычных вод – нам неведомо.

В летнее время ночевать в жилых помещениях было невыносимо. Жара днем, духота ночью, москиты (мелкая мошкара) – все это не давало сомкнуть глаз.

Мы несколько раз за ночь окунались в арыки, смывая с себя налипшую на потные тела мошкару. Москиты нас изматывали до остервенения.

Узбеки и более имущие приезжие натягивали, на установленные во дворе кровати, пашханы – марлевые, сшитые чехлы, которые одевались на спинки до земли, и закреплялись таким образом, чтобы ни одна мошка не проникла.

Обилие ветвистых деревьев, выращенных на обочинах тротуаров, обтекаемых потоком арыков – это одно из основных благ города. В любую жару можно было безболезненно добраться до нужного пункта.

Не описать без восторга Узбекские Базары. Все, что выращивали Узбекские садоводы, не подлежит сравнению. Палящее солнце способствовало вызреванию до самой косточки.

Но вкус всего этого изобилия был нам неведом, нам доставались абрикосовые косточки, кое – где брошенный огрызок – желающих поживиться было больше, чем коренных жителей…

Чуть позже пели песню, известные в то время, брат и сестра – Бакир и Роза Закировы:

В Намангане яблоки
Зреют ароматные.

До окончания войны оставалось совсем мало, но мы еще не знали сколько. Мы стали меньше ощущать чувство голода. Приспособились.

Появились знакомые и добродетели. Мама где – то, что – то промышляла. Мы также ей помогали, если она нуждалась в нашей помощи.

Как я не силюсь, но вспомнить не могу, как и при каких обстоятельствах, были возвращены в семью Семен и Борик.

…В военные и послевоенные годы, в сентябре месяцы, нас малолеток возили на сбор хлопка, далеко в колхозы.

Я отличалась трудолюбием, была зачислена в бригаду "сотников", – хлопок собирала, как Хлопкоробка – Мамлакат: и я, как и она, собирала хлопок двумя руками, по 100 кг в день.

Мои фотографии висели на Доске почета – они сохранились и по сей день.

Я привозила домой "ценные подарки" – чай, хлопковое масло, листы благодарности.

…Я, успевшая стать хроником, с кучей болезней, преодолевала все и всех.

9 МАЯ 1945 Год - вот и настал ЭТОТ долгожданный день. День, сулящий нам безоблачное мирное небо, конец голоду и бедам.
Одного нам не вернуть – возвращение папы с войны.

Этим днем я начала свое повествование – этим и завершаю.

Последующая моя жизнь – это обратная сторона медали.

Мы твердо знали, что в город Петриков уже никогда не вернемся.
Мы обосновались в местах, где крупные промышленные предприятия имели отношение к энергетике - это город Чирчик, Ташкентской области, Горловка, Невинномысск и, конечная - Родина наших предков – Израиль.

Мы живы – но не здоровы.

9

Спустя 30 лет, после окончания войны, унесшей жизни миллионов, мы с Яшей посетили город Петриков, Белорусской ССР.
Из местечкового, город преобразовался – стал более цивильным.

…Дом, откуда мы выехали 30 лет назад, закрыв дверь на ключ, ни капли не изменился, так же в нем проживала семьи, уже нынешних работников Райпотребсоюза.

И, что удивительно, столб с единственной лампочкой, и лужа вокруг столба - остались не попорченные временем.

Мы узнали подробности трагической гибели дедушки Натана – маминого папы и всей его семьи, а также, евреев, не успевших выехать из Петрикова.

…Через несколько дней, после нашей эвакуации немцы заполонили город. Долго не церемонясь, фашисты дали команду, всем, до одного, еврейским семьям, захватив с собой ценные вещи, собраться на площади.

Бедные, они не подозревали, какая расправа уготовлена извергами. Их, под конвоем, согнали к высокому обрыву, у реки Припять. Именно это место считалось дьявольским – вода в реке засасывала на дно.
Всех, расстреливая, сбрасывали в "кругу", сбрасывали и живых.

Дедушки там не было, его оставили на потом – он очень хорошо умел шить хомуты для лошадей – шорник.

Узнав о такой расправе с евреями, дедушка лишился разума. Он с проклятиями и угрозами приставал к немцам – угрожал им. В один день дедушке дали в руки лопату, заставили вырыть яму и… расстреляли.

У дедушки был шанс уехать. Проводив нас на машинах, папа, обладая полномочиями эвакуации населения из города, предлагал дедушке: на барже, по реке Припять, на телеге, запряженными к ней лошадьми.

Дедушка не предполагал такой жестокости немцев. Он говорил: "Петлюровцы не убивали, махновцы не трогали, немцы не убьют." Ему было жаль расставаться с нажитым своим трудом добром.

Семья дедушки
Семья дедушки: с правого края папа с маленьким Яшей на руках, за его спиной стоит мама, дедушка посередине,
1930 год

Мама, в 34 года оставшись вдовой, замуж больше не вышла.
Жизнь ее ожесточила. Она вывела детей "в люди", позаботилась об их образовании. До последних дней она была моим "командиром".
Мама умерла в возрасте 78 лет – у меня на руках.

С мамой
С мамой

Семочка трагически погиб на производстве в возрасте 30 лет. У него остался сын – Женя – в переводе на еврейское имя – Зелик.

После войны
Слева направо: Сема, Соня (автор воспоминаний),
жена Семы, Илья (муж Сони), 1960 год

В честь папы - Зелика названы:
мой сын
Яшин сын
Семин сын

***

(От сайта Чудесная страна) Немного фотографий из семейного альбома:

Бабушка пишет воспоминания
Бабушка за написанием мемуаров, 2002 год

9 мая Вечный огонь
В День Победы
Бабушка с дедушкой. День Победы 9 мая, Вечный огонь

Бабушка с дедушкой
Бабушка с дедушкой прожили вместе 55 лет

Дети и внуки
Дети и внуки

Веселые посиделки
Что за праздник без бабушкиных тортов?

Бабушкины торты
Бабушкины торты

С братьями
С братьями

Золотая свадьба
Золотая свадьба

Немного о семье дедушки.

Ополинский Илья Симхович (1/01/1927 - 14/02/2022)

Возможно, он родился раньше, но мама переписала его год рождения и таким образом спасла одного из своих сыновей. До войны жили в Николаеве, город в южной части Украины.

Папа и старший брат погибли на фронте. Дедушка призвался в армию в 1944 году, на фронт не попал, после окончания войны служил в Берлине. С бабушкой познакомились в городе Черчике, где его семья (мама и сестра), так же как и семья бабушки осталась после войны.

дедушкина семья
Дедушкина семья: мама, брат Лазарь, папа, дедушка
1932 год

Семейная фотография
1955 год

Верхний ряд слева направо: бабушкин брат Яша с дочкой на руках, дедушкина сестра Белла, Яшин сын, дедушка
Нижний ряд слева направо: Яшина жена, бабушкина мама, бабушка, дедушкина мама

Дедушка

Другие разделы сайта