3
Мы выехали из колхоза. Нас провожали с напутствиями, добрыми
пожеланиями. Наш поезд следовал до конечной остановки -
Ташкент.
Из Ташкента формировался поезд, рейсом Ташкент - Наманган
- сутки езды. А денег на билеты не оказалось.
У мамы созрел дерзкий план, в надежде, что не посмеют же добрые люди жестоко обойтись с ее детьми. Объявили отправление. Мама вместе с медсестрой Чечик, почти на ходу, стали забрасывать нас в тамбур вагона, вместе с багажом - перина, 4 подушки, запаянный таз и горшочек для Борика.
Отдать должное проводнице - она помогала, хватала детей на ходу.
Так мы в Тамбуре за сутки доехали до Намангана.
В Намангане нас, конечно же, никто не встречал. Нет еды, нет жилья, благо тепло, и даже очень. Наманган отличается самыми горячими климатическими особенностями.
В первую очередь необходимо было нас определить в какое-то помещение. Маме удалось занять место на возвышенном строении, покрытое кашмой.
Здесь в мирные дни узбеки распивали чаи - это была Чайхана, примыкающая к вокзалу.
Обитателями этого "уникального сооружения" были такие же бездомные, как и мы, приехавшие в теплые края. Время от времени "жильцов" разгоняли и сразу появлялись новые.
Маму с детьми не тревожили. Здесь, в Чайхана, нам предстояло прожить 7 дней – без еды и воды. Первое, что нас потрясло – это спрессованный слой вшей под кашмой.
Прошел день, ночь. Утром, проснувшись, мы с горечью обнаружили, что все четверо разутые – у нас, спящих, украли обувь – мы разутые! Украли и сумку, со всеми документами – паспорт и наши метрики. Там же было, прихваченное из Петрикова, серебро – ложки, вилки, ножи. Мы остались налегке.
Мама не плакала. Она посуровела и теснее сжимала губы. Мешкать было нельзя. Мы оставались за старших, нам поручили присматривать за младшими братьями, за периной с подушкой и… тазом.
Мама и медсестра Чечик "обивали" пороги в поисках жилья и хоть какой-либо еды – детям. Мы исхудавшие, голодные, усыпанные вшам, которые впились в наши тельца, ждали прихода мамы.
И вот, на седьмой день – Ура! – нам выделена "квартира", выхлапотал Военкомат. Мы, не тратя время на смотрины, решили заселиться немедленно.
Нам предстояло жить в сарае, с дыркой в одной из стен. Хозяева – узбеки (везет же нам на хороших людей), отдали нам кусок от старого одеяла – дыра в стене была мигом заделана.
Из мебели в углу стояла узбекская кровать, занимавшая 3/4 "комнаты". Застелив перину, мы с удовольствием растянулись на этом лежаке. Таз и горшок поместили под кровать.
Узбеки принесли нам ржавое ведро и решеточку. Мама с Яшей соорудили "мангал", принесли трубу, для вытяжки дыма. Мангал получился "на уровне" – счастью не было предела.
Потом, мы много дней покупали кусочками бревнышки, согласно наших средств, бревнышки разрубались на щепочки и экономно расходовались. Зато, как приятно было слышать треск горящего полена.
Но мое "счастье" длилось не долго. Не прошли бесследно дни, проведенные в Чайхане. Зараза – вша внесла мне инфекцию – я заболела брюшным тифом.
Меня постригли
наголо и отвезли в инфекционную больницу. Болезнь протекала
в тяжелой форме, я бредила от жара. Одному Б-гу известно,
как я выжила. Я была похожа на пугало, из концлагеря.
И вот, поворот судьбы.
В один из дней, когда я еще была в больнице, мама неожиданно
встретила бывших соседей из Петрикова, семью Зарецких. Они,
помня нашу семью, такую благополучную и всеми уважаемую,
ужаснулись. Узнав, в каких условиях мы существуем, взялись
помочь, чем могли.
Первым пунктом был вопрос о жилье. Сестры Зарецкие нам поведали историю, вселяющую надежду. В большом, одноэтажном доме, с высоким фундаментом, где они живут, так же живет врач – терапевт, Вера Алексеевна, в квартире, состоящей из одной комнаты и прихожей. Она опасается, чтобы к ней не подселили семью, ее не устраивающую.
Поговорив с сестрами, Вера Алексеевна дала добро на их план: мама с детьми тайно вселяется в прихожую, и начинает оформлять документы на право проживания в доме. Никому и в голову не приходила мысль, что маму осмелятся выбросить на улицу с четырьмя детьми.
4
Меня выписали из больницы, еще не окрепшую, в глазах "мошки",
без чьего – либо сопровождения, еле ноги передвигаю. Дома
меня встретили с известием о предстоящем переходе на другую
жилплощадь.
Вечером, мама шепотом сообщила, что мы берем штурмом квартиру, нам не положенную.
Были распределены наши "ценности": Яше – перина и подушки, маме с Семкой – таз эмалированный, с запаянным дном и горшочек для Боречки. Мне на шею повесили Боречку.
Заселились мы удачно. Вера Алексеевна гостеприимно открыла нам "ворота в рай". Немного оглядевшись и передохнув, начали обустраиваться.
Пол из деревянных досок. О, чудо! Мы положили перину вдоль стены, таким образом, чтобы вместиться вчетвером. Маме соорудили более почетное место - кровать получилась сборная: в каждом углу по 3 кирпича, сверху деревянный щит, подарок от Веры Алексеевны. Мы счастливы. Утром через огромное стеклянное окно показалось солнце. Это вам не то, что в бывшем сарае, с дыркой в стене.
Поесть бы, чего – нибудь! – но не все же сразу. Вера Алексеевна открывает дверь из своей "хоромы", выносит примус, с хорошо пахнущим керосином, ставит на подоконник и разжигает его.
Далее – все, как в сказке: она готовит завтрак себе и сыну – Севочке. Завтрак ароматный, вызывающий аппетит. Сглатывая слюну, мы ерзаем на перине. Вера Алексеевна, не реагируя на наши страдания, уносит вкуснятину к себе.
А мы, как в кошмарном сне, никак не можем оправиться, от все еще витающего аромата.
Навязчиво лезут мысли в голову – вспоминаются дни нашего короткого детства – такого вкусного и благостного.
Как же мы тогда не ценили всего того, что нас окружало.
Знать бы.
А мама собирается в "поход", в надежде раздобыть
хоть что – нибудь, для утоления голода, для, смотрящих на
нее, четырех пар голодных глаз.
И вот, утро в разгаре, мама ушла. Мы, чтобы беречь силы,
лежим на перине. И вдруг, как Змей Горыныч, врывается Управдом.
Он схватил край перины, и начал нас, детей, стряхивать на
пол.
Я, с постриженной наголо головой, изрыгла такой вопль! Он приостановился, глянул на "это подобие" человечка, издающего "звук". Пальцы его разжались перина опустилась на пол, и он выбежал вон.
Моим родным эта сценка понравилась, и мне было велено повторять этот удачный трюк при каждом его появлении. Еще несколько дней "вышибание" повторялось, но я так старалась, что он отстал – ведь он потерял хорошую подачку, за эту прихожку.
Мы прожили в этой прихожке до конца войны – 1946 года.
Покончив с благоустройством, маме предстояло принять какое – то решение, для спасения детей от неминуемой гибели. Средств на существование не было.
Мы не могли перебороть в себе голод. С надеждой найти хоть что – нибудь съедобное: косточку от абрикоса, кусочек хлопкового жмыха – так напоминающий хлеб, – взял его в рот – а он горький, хоть какую – нибудь шкурку от картошки.
Мы тайком брали (воровали) кусочки хлеба, которые Вера Алексеевна выносила на просушку. Мы бессовестно съели помидорные дольки, которые медсестра Чечик высушила, заправила в чулок и повесила на гвоздь.
Мы хотели кушать!!!
И еще одно событие – у меня украли платьице, шерстяное,
единственное, что было в моем "гардеробе". Мама
его постирала, повесила на веревочку – во дворе! – мне поручила
сидеть и сторожить его. И я его в полном смысле слова –
ПРОМОРГАЛА. Я ходила почти обнаженная.
Маму с Яшей стали изнурять приступы малярии. Их так трясло. Нам было страшно. Иногда Вера Алексеевна приносила Хинин и на некоторое время приступы отступали.
Но мы Веру Алексеевну ненавидели. Она доводила нас до обмороков со своим примусом и обилием еды. Она при нас заставляла Севу – сына – что то съесть. Не верится, что не видела наших слюней.
В один из приступов малярии, мама мне сказала: "Доченька, сходи в военкомат, расскажи, что ты чувствуешь – попроси помощи". И я пошла.
Помощь мне выделили. Дали платьице из фонда "американской помощи" – клетчатое. Они видели, что я почти раздетая. Из съедобного – в тряпочке с пол килограмма сухого тутовника.
Дома меня ждали с надеждой и нетерпением. Всю жизнь помню, как я принесла тутовник домой, как мы вчетвером уселись на пол, разделили на всех, но, когда разглядели, как следует, обнаружили – он червивый. И все равно, мы тутовник съели, выковыривая из него червей. Мы хотели кушать.
Продолжение: Будни военных дней
Другие разделы сайта